Mp3
Аккорды
Тексты песен
Gtp
Видео
Обложки
Анекдоты
Интервью
Рецензии
Отчёты
Статьи
Пародии
Словарь
Истории
Где купить
|
|
Московский музыкант Сергей Калугин впервые привлек к себе внимание вдумчивых меломанов в 1994 году: сольный альбом Сергея "Nigredo", где уверенная гитарная техника сочеталась со сложными фантазийно-мистическими текстами, стал локальной сенсацией и до сих пор не забыт. С тех пор, однако, случилось многое: в частности, Калугин собрал группу ОРГИЯ ПРАВЕДНИКОВ, где того же толка материал подавался в жестких металлических аранжировках, и записал с ней несколько альбомов. Последний, "Уходящее Солнце", вполне может повторить успех " Nigredo " - но уже среди куда более многочисленных слушателей.
Екатерина Борисова: Что ты можешь сказать об "Уходящем Солнце"?
Сергей Калугин: Это первый альбом, где у нас получилось поймать тот звук, который мы долго и интенсивно искали. Тут надо начать с того, что зачастую все, что мы делаем, сравнивается с " Nigredo ", вышедшим за 5 лет до появления группы. Дело в том, что " Nigredo " очень внятен для восприятия…
Екатерина Борисова: Потому что он акустический?
Сергей Калугин: Нет, потому что его продюсером был бельгиец Мишель Драшуссофф, а сводил альбом Жан-Марк Гёнс, царствие ему небесное - бельгийский же звукорежиссёр, который работал с Патрицией Каас, Демисом Руссосом… То есть у "Nigredo" - серьезный, мощный, фирменный уровень сведения и мастеринга. Без ложной скромности скажу, что я довольно талантливый человек, и ребята, которые записывались со мной в "Nigredo", тоже отнюдь не бездарны – но если б мы записали это все где-то на портостудиях, а потом сами попытались свести, то конечный материал было бы совершенно невозможно слушать. Но наша работа попала в руки к фирмачу-звукорежиссёру, который умудрился акцентировать там все положительные стороны и утопить все недостатки. Я сейчас понимаю, что не боги горшки обжигают, и что западные музыканты тоже могут что-то такое накосячить – но у них есть школа, есть стиль, а их звукорежиссёры знают, как из дерьма сделать конфетку. Поэтому и "Nigredo" получился таким… сверкающим.
А дальше мы искали. И, разумеется, наши первые попытки самостоятельно записываться и сводиться были на сто голов ниже, чем уровень, заданный "Nigredo". Чудес не бывает. Мы росли, рос и Десс – Вадим Сергеев, питерский звукорежиссёр, мой старый друг – и сейчас мы сошлись в одной точке. На только что открывшейся студии Десса "IntroStudio", под его чутким руководством мы записали и свели новый альбом. Можно сказать, что за прошедшие годы мы все научились, наконец, работать так, как работают на Западе. Я говорю "наконец", потому что у нас не было такого радикального опыта, как, скажем, у БИ-2, которые, уехав в Австралию, оказались вброшены в западные реалии – и тут уж либо научись, либо погибни. Здесь, в России, атмосфера расслабленная, и сложно преодолеть внутренние заморочки и невнятности, свойственные нашему чахоточному рок-н-ролльному самосознанию. Сложно понять, какой уровень четкости работы на самом деле необходим. Но я убежден, что альбом "Уходящее Солнце" столь же очевиден и понятен, как "Nigredo".
Екатерина Борисова: Он действительно самый внятный из трех электрических альбомов ОРГИИ ПРАВЕДНИКОВ.
Сергей Калугин: На предыдущем альбоме "Двери! Двери!" мы только учились. В его запись группа вошла полубезумной ордой пионеров с поварёшками вместо гитар в руках, а на выходе, в результате отчаянных усилий оператора Эвелины Шмелевой, из нас образовался отряд более или менее вооружённых профессионалов. Это стоило нам диких усилий и нервов, и в результате сам альбом получился несколько замученным, и многое, понятое нами в процессе записи, нам в нём реализовать уже не удалось. И вот то, чему мы научились за время работы над "Дверями", мы продемонстрировали уже в "Уходящем Солнце". А Десс к этому присоединил свой многолетний опыт, и в результате внятности удалось достичь.
Екатерина Борисова: Ты говорил, что вы каким-то уникальным способом записали в нем гитару. Расскажи поподробнее.
Сергей Калугин: Я, пожалуй, издалека начну. У нас в России группы, играющие рок, в основном играют стиль. Взгляни на объявления у вас в журнале: "Группа, играющая грандж, ищет гитариста", "ищем басиста, играющего фанк" и т. д. То есть никто не ищет новое слово в рок-музыке – люди тупо и слепо встраиваются в некую струю, и у каждой струи есть свой маленький мирок. А у нас пафос совершенно в другом: мы всегда очень хотели делать что-то оригинальное, то, чего в мире еще нет. Зачем быть тысячной группой, играющей дэт или трэш? Поиск нового – это и есть искусство. Конечно, это искусство складывается из того, что наработано предыдущими художниками; конечно, у каждого из нас есть куча любимых групп и стилей, мы их изучали, разбирали, как они работают… Но в конечном счете артист может быть интересен, только если в нем все это переплавилось. И получился либо эклектичный хаос, в котором ты нас заподозрила в рецензии на "Двери! Двери!", либо наработанные и прожитые влияния сплавились в некое уникальное единство. Если это получилось, то мы говорим о том, что появился новый стиль. Как, например, у RAMMSTEIN, которые сплавили в своем творчестве металл, техно, евродиско, электронную музыку в духе KRAFTWERK, Третий рейх, театр Бертольда Брехта, романтиков в духе Новалиса… Там вообще соединено все самое яркое, что было в германской культуре, причем без всякой этической оценки – от христианских мистиков до немецкой садо-мазо порнухи, гаже которой нет на свете, чем она и запоминается. И у каждого текста RAMMSTEIN – по 8 уровней прочтения: их можно читать как садомазохистскую агитку, экспрессионистский манифест, произведение немецкого романтика, алхимический рецепт или мистический трактат. Я все это вижу в них… это наши братья, на самом деле. И такая же приблизительно история была с нами – другое дело, что мы долго высиживали это яйцо. И когда я понял, наконец, что же мы творим, я очень смеялся.
Екатерина Борисова: Почему?
Сергей Калугин: Сложнее всего увидеть то, что находится перед самым носом. Понимаешь, я всю жизнь ненавидел романсы. Ничего не вызывало у меня такой лютой ненависти, как романс Чайковского "Растворил Я Окно". Химик, блин!.. И мне было очень сложно осознать, что на самом-то деле ОРГИЯ ПРАВЕДНИКОВ играет именно романсы. Мы продолжаем традиции русской музыки XIX века. Ведь классические русские романсы писались на стихи классических русских поэтов, "птенцов гнезда Петрова". Но пост-петровская культура – это ведь что? Кто-то очень хорошо сказал, что вся русская поэзия, начиная с Пушкина и Державина, напоминает подстрочник с неизвестного европейского оригинала. Огромное количество их авторских стихотворений так и называются – "из Гете", "из Гейне", "из Шиллера", "Итальянская песня"... А сам романс как стиль откуда взялся? Из Испании! То есть Петр I снес нахрен всю русскую аутентичную культуру, имплантировал сюда европейскую систему образования для аристократии, и возник удивительный феномен: русское образованное общество – это европейцы по духу, заброшенные в дремучую азиатскую страну, где они вынуждены жить среди диких пейзан-"мюжикофф". Они здесь сидят несчастные, строят себе поместья в классическом стиле, говорят по-французски, читают Байрона и им до смерти хочется домой, на родину воспитанного в них сознания - в Италию-Испанию-Германию… От тоски они адаптируют европейскую культуру к местным реалиям, пишут европейские стихи на русском языке. "Маленькие трагедии" Пушкина – блестящий пример. А "Борис Годунов" - это же Шекспир по-русски! При этом культура наших классиков была евразийски открыта также и влияниям с Востока – все эти персидские напевы, "Бахчисарайский фонтан", "Мцыри"…Позже этот тип сознания пошел в массы, появились разночинцы. Композиторы писали оперы в итальянском стиле. Тот же Глинка – вылитый Россини, если вслушаться. А в музыке салонов прижился испанский романс и стал явлением русской городской культуры. Добравшись до мещан и разночинцев, он из аристократически-салонного жанра превратился в "городской романс", и всё собой пропитал, вплоть до позднее-крестьянской и блатной песни. И в этом плане ОРГИЯ ПРАВЕДНИКОВ – очень традиционные городские русские художники. Культурологи всегда отмечают, что самое крутое в художнике открывается, когда в нем проявляются национальные корни, и я с замиранием сердца и ужасом ждал, когда же во мне откроется какая-нибудь разлюли-малина. А открылась не она, а то же самое, чем Пушкин занимался в "Маленьких трагедиях". Причем даже не открылась – просто я понял, что всегда именно это и делал.
Екатерина Борисова: Так, в принципе, и у всего русского рока такой же генезис – сидит человек в Рязани, играет американский блюз или кельтский фолк и тоскует по Ирландии или дельте Миссисипи…
Сергей Калугин: Конечно! И Гребенщиков точно так же играет русский городской романс, транслируя его в английский бит. А мы придумали, как традиционную русскую городскую музыкальную культуру поставить на основу тяжелой рок-музыки. Это очень сложно, потому что рок-музыка – это, прежде всего, жесткая ритмизация, а романс – широкое полетное дыхание. Там сплошной ad libitum , а в рок-музыке все должно быть четко. Но оказалось, что если мы берем очень сложные, замороченные, скоростные ритмические рисунки, характерные для прогрессив-метала, а потом их накрываем сверху протяжной мелодией, то получается эффект широкого романсового дыхания. Бесконечные ломаные мелкие рисуночки, которые наш Саня выколачивает на барабанах, смены размеров, скоростные жесткие риффы – и при этом музыка льется как река. Кстати, мой бардовский вокал, в который никак не могут въехать тру-металлисты, но который абсолютно понятен неметаллистам – именно отсюда он растёт. Мы к этому шли-шли – и вот оно кристаллизовалось, наконец. И родился специфический саунд. Романсы ведь пелись под гитару – и у нас гитарные переборы, которые музыканты называют арпеджио, сделаны основой структуры рок-композиции. Клянусь, этого не делал никто в мире! В европейской рок-музыке иногда в этой роли выступает фортепиано – у QUEEN, у MUSE. У них в основе Вагнер и Бизе, поэтому они рояль, понятно, используют.
Екатерина Борисова: У MUSE арпеджиатор в основном используется…
Сергей Калугин: Да. И мы тоже любим эту вещь, хотя пока не использовали. А что касается арпеджированной классической гитары – очень многие из старых поклонников хотели бы слышать ее на переднем плане, и в новом альбоме ее не различают или различают с трудом. А она там есть, её до фига, и она всё на себе держит, но она - не солирующий инструмент и таковым у нас никогда не будет. Она – структурный каркас. Её великолепно слышат коллеги по цеху и офигевают, но для того, чтоб она стала очевидна любому слушателю, нужно ещё… Мы чуть-чуть с ней недоработали, это моя ответственность, прежде всего. В следующих альбомах мы ее сделаем более проявленной - я знаю, как. Ведь что-то мы поняли и в процессе записи "Солнца", и это "что-то" тоже не успели реализовать. Это нормально.
Конечно, в вещах вроде "Офиса" или "Армагеддона FM" мы играем с более традиционными роковыми стилями. Но основа того, что у нас получилось – акустическая гитара, арпеджио и ритмизированный романс. Мы – русский RAMMSTEIN на самом деле (улыбается). Не буквально, конечно. Просто мы, так же как и они, объединили все самое яркое, что было в нашей национальной пост-петровской культуре. Мы то тарантеллу синтезируем с трэш-металом, то баркаролу, то немецкую застольную песню, то азиатские танцы, у нас сплошные "из Гейне" и "из Ли-Бо" – и все это в контексте русской городской культуры XIX века.
Екатерина Борисова: Как думаешь, насколько скоро все это поймут и полюбят широкие слушательские массы?
Сергей Калугин: Вот что было хорошего в "Nigredo"? Его можно было поставить 50-летней тетушке из ЖЭКа – и ее перло. И перла ее именно романсовая душевность, которой там на самом деле не было, но которая постмодернистски имитировалась. И сейчас мы ставим "Уходящее Солнце" такой же тетушке – и ей нравится. Она слышит там своего любимого Олега Погудина. Мы ей говорим: "Вам нравится слушать тяжелый рок?", а она удивляется: "А где здесь тяжелый рок?" То есть я понял, что в России ничего, кроме романса, популярно и любимо быть не может. Погудин навсегда! И, блин, мы это сделали! (смеется). Можно ненавидеть КСП в его глупейших проявлениях и любить SLAYER, но если ты хочешь быть услышанным в России – думай, как соединить одно с другим. Стилистически соединить: глупость не обязательно с собой тащить, на глупость попсовики есть.
И в некотором роде мы ещё очень московская группа – мы впрямую наследуем МАШИНЕ ВРЕМЕНИ с её арт-роком, с её вполне КСПшными песнями-сказками, с ее пафосом, рассказыванием историй. И линию ВОСКРЕСЕНИЯ мы тоже продолжаем – Троицкий как-то сказал, что эта группа поет жестокие романсы. Так оно и есть! Русский рок романсами-то и ценен, здесь его суть. Кстати, это суть не только русского рока, но и попсы – тот же Троицкий очень точно назвал ЛАСКОВЫЙ МАЙ новым воплощением "сиротских песен": был такой примитивный, восходящий опять-таки к романсу жанр. Народу – "пожалостливей", интеллектуалам – Рахманинова, но - романс! Повсюду романс, это уже не вытравить, это наша специфика. Без романсовой составляющей народ вашу музыку не поймёт и не оценит (улыбается). Вот, кстати, только что понял, почему у нас так полыхнули ню-метал с эмо! Поют больно жалостливо!
Так, что потенциально мы можем получить широкий народный отклик, но, конечно, это может произойти только в том случае, если нашу музыку многие услышат. Скажем, из радиоточки. А вот тут у нас шансов очень немного, потому что врубиться в то, что эта музыка имеет большой коммерческий потенциал, пока попросту некому.
Екатерина Борисова: Я слышала, что вас не берут на большие фестивали под девизом "умная музыка сейчас никому не нужна".
Сергей Калугин: Ну да, это достаточно неприятная история. У нас в стране вообще нет музыкального процесса как такового. На Западе он существует как составная часть культуры, бизнеса, а у нас этого нет. Вроде, есть какие-то звукозаписывающие концерны, кто-то выпускает пластинки, кто-то кого-то раскручивает, но на самом деле это все иллюзия. Весь шоу-бизнес стоит на том, чтоб раскрутить в телевизоре лицо, а потом это лицо продавать на корпоративах. Какой-нибудь нефтяной магнат легко заплатит за то, чтоб на его корпоративную вечеринку приехало лицо, которое все видели по телевизору. Музыка к этому не имеет никакого отношения, она вообще не важна. Плюс чисто азиатское местничество, когда в структуру можно войти либо через мощные финансовые вливания, либо через личное знакомство. А больше никакого шоу-бизнеса нет. И в этом плане нам идти совершенно некуда.
Екатерина Борисова: Есть группы вроде ПИЛОТА, которые добились популярности сами…
Сергей Калугин: Да, есть такие, но их крайне мало. Копали-копали и выкопали. И мы точно так же как ПИЛОТ роем носом землю. И собираемся продолжать. Есть шанс, что качество перейдет в количество. Для группы главная заповедь – не распадаться, и мы не распадаемся и изо всех сил это поле пашем. Слава Богу, некая аудитория у нас уже есть, диски продаются. Дело ведь не в славе и не в деньгах – просто рок-музыка как форма подразумевает стадионы, а не 200 человек в клубе. Мы любили METALLICA, RCHP, и хотим сыграть именно в эту игру, а не в элитных музыкантов/продвинутых интеллектуалов.
Екатерина Борисова: Репутация-то у вас - как раз элитных музыкантов.
Сергей Калугин: А мы не хотим этого совершенно. Но, с другой стороны, мы придумали новый стиль – это уже неплохо. И если жизнь на Земле будет продолжаться и дальше, мы можем рассчитывать на то, что через некоторое время начнут появляться группы, опирающиеся уже на нас.
Журнал "Fuzz" №8 2007 г.
|
|
|
|
|
