Приближается 2000-й год от Р.Х. - последний год тысячелетия. Есть ли у тебя ощущение, что это особенная, рубежная дата?
Сергей Калугин: Мне кажется, что на носу очень поганые времена, и есть реальная опасность диктатуры олигархии. Это будет страшнее, чем есть. А о беспринципности путинско-ельцинского клана нечего и говорить: они пойдут на все, чтобы не попасть в Лефортово. Я сейчас ловлю себя на советском ощущении: я говорю - и чувствую опасность, может быть, еще не наступившую, но уже близкую. Больше всего меня пугает вариант с "железной пятой олигархии", вариант бессовестной диктатуры.
Ты говоришь "советское ощущение", нашему поколению и тем, кто постарше, оно знакомо и памятно. Но помнится и совсем другое, недаром даже те, кто в свое время крепко ругал советскую власть, все чаще вздыхают о "золотом советском времени".
Сергей Калугин: Это очень понятно. В любую эпоху, в любые времена существуют внутренние пространства, соответствующие райским и адским. Поэтому вспоминая советские времена, если я вспоминаю некие вибрации райского толка, я помню состояние блаженства, покоя, мне почему-то весна вспоминается, внутренняя тишина, изолированность. Но я прекрасно помню, что наравне и параллельно с этим существовала чудовищная ложь, духота и гадость.
И когда говорят о восстановлении социализма, я не совсем понимаю, что имеют в виду: пионерские лагеря, бесплатную медицину и образование - или принудительное единомыслие и государственный атеизм. Очень хотелось бы надеяться, что найдутся разумные люди с честью и совестью, которые смогут восстановить промышленный потенциал страны, из чего и вытекают социальные программы. Но, пожалуй, не менее важно восстановление внутренней законопослушности.
А была ли у нас, в России, "внутренняя законопослушность"?
Сергей Калугин: Я понимаю, о чем ты говоришь. И говоря о законопослушности, я не имею в виду западную модель правового государства, которую нам пытаются навязать. Я имею в виду наличие нравственных констант, внутреннего Закона, того нравственного поля, в котором человек действует правильно не по указу или кодексу, а потому что жить надо именно так, а не иначе, и это сказывается на поведении всех атомов державы... Сейчас это поле разрушено. И может быть, главная вина в том, что произошло, лежит на Церкви, потому что Церковь до сих пор не принесла покаяния за сотрудничество с богоборческой властью. Она и сейчас пребывает в состоянии нераскаянного грешника, и это большая беда для всех нас.
В то же время открываются храмы, канонизируются новомученики, словом, идет какая-то активная деятельность. Вроде бы надо радоваться, а внутри - чувство неблагополучия и фальши.
Сергей Калугин: Да, это есть. Я своими глазами читал поздравление Патриарха Алексия II М.Горбачеву в связи с очередной годовщиной революции, напечатанное в церковной газете, а через два-три года Патриарх подтверждает канонизацию новомучеников. Человек, не отказавшийся от того, что делал раньше, делает что-то прямо противоположное, и возникает двоемыслие, а поскольку сущность православного сознания есть цело-мудрие, в данной ситуации никакого цело-мудрия быть не может, а есть искусственное прожигание одним пластом другого пласта. Ну сама подумай, можно ли так?
Ясно, что нельзя, но что может сделать простой православный человек?
Сергей Калугин: Я думаю, что нужно добиваться собора. Всеми возможными средствами. Собор необходим. Та атмосфера страха, которая существует внутри Православной Церкви, когда люди из опасения за место не возвышают голос в защиту правды, совершенно ненормальна. Пусть ударит молния, в конце концов, а Господь разберется, что к чему. Нужно быть честными, не размышляя о последствиях; даже если последствием будет раскол, значит такова воля Божья.
И опять же не вижу смысла в том, чтобы кого-то ругать; надо что-то реальное делать, при полном почтении к иерархии, эту иерархию нужно куда-то девать... С почетом, с непрестанными поклонами проводить тихо в Соловецкий монастырь, чобы она провела там остаток дней в молитве и размышлении... Да, обязательно с поклонами по всему пути.
Забавное было бы шествие. Но, говоря серьезно, православная идея, очищенная от всей на нее налипшей скверны, это самое важное, что стоит беречь.
Сергей Калугин: Абсолютно. Это единственное, на что имеет смысл опереться...
Мы говорили о духовной жизни человека, однако и в любой другой сфере: в политике, искусстве, деловой жизни царит засилье лицемерия и прямой лжи...
Сергей Калугин: Первое, что нужно сейчас делать, это не идти на компромиссы во имя цели. А до тех пор, пока ты вынужден принимать ложку дегтя во имя абстрактной бочки меда, ничего хорошего не получится, это будет той трещиной, в которую зло вставит свой лом и все расколет, растопчет, уничтожит. Не надо идти на компромисс во имя любой цели, цель не оправдывает средства. Никогда.
А много ли ты знаешь таких бескомпромиссных людей?
Сергей Калугин: Порядочно. Пелевин, кстати говоря, один из самых жестких моралистов, кого я знаю - он ни с чем на компромиссы не идет. Все видит, все понимает, на все милосердно реагирует, на все резонирует, но никому не подыгрывает. Есть очень достойные люди: Сергей Аверинцев, Игорь Шафаревич. Это, естественно, лед и пламень - Аверинцев и Шафаревич... Я знаю массу людей, никому не известных; как правило, это люди, которые очень серьезно делают свое дело.
Такой очевидный и безмерно трудный рецепт спасения: честно и всерьез делать свое дело.
Сергей Калугин: Вот именно: делать. Есть много людей, способных писать бешеное количество статей о необходимости чего-то позитивного, и называется это писание статей "восстание против современного мира". Я им говорю: ребята, восстание против современного мира это не то. Вот у меня друг взял и выпустил напрестольное Евангелие, вручную переплетенное, вручную раскрашенное, фактически сделал инкунабулу. Сейчас, в наше время. Против всех законов современного общества. Вот это и есть восстание против современного мира. Некое реальное действие, направленное в верную сторону.
Какое отношение ты имеешь к проекту В.Штепы, направленному на возрождение Китежа?
Сергей Калугин: Дружеское. Мы с Вадимом большие друзья. Что касается его идей, он богатый ими человек. Я иногда веселюсь, посмеиваюсь. Последняя его работа "Китеж", я ее читал и все время думал, где я это уже встречал? И вдруг вспомнил: это же из Остапа, когда его несло про Нью-Васюки. Я ему позвонил, говорю: ты что делаешь? А он: нормально, постмодерн. Вот так... Он очень милый, добрый человек, я люблю его.
Я так поняла, что для тебя этот проект не из области идеологии, а из области эстетики, как "Лимонка"?
Сергей Калугин: Да, конечно. Это такая игра для своего круга. Они тщательным трудом создали свой мир. Внутри него можно как-то жить, продвигаться, чего-то достигать. Собственно говоря, это нечто вроде хипповской системы, или клуба по интересам, никакой разницы. Реальной альтернативы государственной машине здесь мало, и происходит просто местечковый эффект. Все друг для друга большие люди, а за пределами этого круга - так, ничего особенного. Правда, Лимонов - он и в большом мире величина. А то, чем он занимается... Я согласен с тобой, что это во многом явление безнравственное. Естественно, это не преступление в юридическом смысле, а преступление духовное, в первую очередь против самого себя: творческая личность, вместо того, чтобы развиваться интенсивно, заниматься творчеством, начинает развиваться экстенсивно, подминая под себя множество других людей. Ведь НБП - это тот же Лимонов, только обретший громадное количество тел. Каждый творческий человек способен создать вселенную. Но создавать ее нужно внутри себя. Как только он выходит вовне, получается такая дрянь...
Вселенная, которую творишь ты, многолика. Скажи, не страшно ли тебе - православному человеку - петь и те песни, в которых являют себя темные, демонические силы?
Сергей Калугин: Да нет. Все-таки искусство и жизнь - это разные сферы. Между ними нет прямых связей. Тут другая градация: есть искусство и неискусство. Вот то, что искусством не является, это и есть чернуха... По моему, художник должен максимально честно отобразить то, что происходит. Все остальное - проблемы воспринимающих. Взять того же Эдуарда Вениаминовича Лимонова: "Эдичка" - это великий роман, в котором бьется и пульсирует настоящая живая любовь. Она умирает, разлагается, но она там есть - это искусство. Поэтому по большому счету это позитивно. Во мне очень много лжи разрушил этот роман. То, что я в результате чуть не помер, так это мои проблемы. Зато я приобрел иммунитет, как чумой переболел. А вот какой-нибудь его "Палач", это гадость, потому что это просто искусственно. Это нечто созданное интеллектуальными усилиями и не содержащее в себе любви. Искусство от неискусства, должно быть, и отличается именно этим: если любовь есть и она живет, идет вверх или вниз, разлагается, распадается, собирается снова, то это искусство, и оно не может привести к... хотя, конечно все бывает. Но по крайней мере ответственности художника в том, что происходит вслед за этим, нет.
У него есть ответственность за то, что происходит внутри его мира...
Сергей Калугин: ...с любовью, которая в этом мире живет. А если ты умудрился запузырить что-то совсем без любви, тогда действительно, ты соблазнитель. Может быть, так, не знаю точно. Для меня так.
Беседу вела Регина Григорьева, "День литературы" №12 декабрь 1999 г.
Источник:
