Так уж издавна повелось, что большинство задушевных разговоров в России происходит именно на кухнях. Жарким воскресным утром я сидел на тесной кухне у Сергея Калугина, потягивал чай, вел интервью и был всерьез уверен, что лидер Оргии Праведников предвидел буквально все вопросы: настолько быстро, почти не задумываясь, музыкант давал развернутые ответы и еще успевал курить сигару. А повод для разговора был самый что ни на есть веский: новый альбом ОП “Уходящее Солнце” с полным основанием может претендовать на звание “альбом года”.
Олег: Я вообще воспринимаю новый альбом и предыдущий “Двери! Двери!” как некую дилогию, и если на “Дверях” еще есть какая-то надежда, то на “Уходящем солнце” эту надежду старательно похоронили…
Сергей: Знаешь, это чудеса восприятия. Мы к этому не имеем никакого отношения. Строчка “каждый пишет, как он дышит” абсолютно верна. Мы следуем некому нашему внутреннему процессу, и уж что выросло, то выросло. Мы не ставили себе задачу заложить в “Двери! Двери!” некую надежду, а потом в “Уходящем солнце” эту надежду взять и похоронить, у нас не было такой задачи.. Была задача написать максимально хорошие песни, максимально хорошо их аранжировать, записать и выпустить, и все. А тот ангел, который прилетел, тот дух, который с людьми разговаривал, он нам не подвластен. Ты знаешь, как Оскар Уайльд говорил: “Искусство - это зеркало, в котором каждый видит сам себя”? Мы просто подставляем такое зеркало, а что уж люди там разглядят…
Олег: Записали и предоставили поклонникам толковать его…
Сергей: Мы сами выступили в качестве его слушателей, пытаясь понять, что же мы такое записали. Отсюда и такая впервые использованная вещь, как концепция альбома, которую мы сформулировали и обозначили в сопроводиловке. Концепция эта достаточно провокативна. По секрету говоря, мы пытались таким образом разбудить прямо противоположные чувства тем, которые декларировали. Такая маленькая хитрость. Чтобы человек спросил: “Как же так?”
Олег: Когда я слушал альбом, я чувствовал что-то свое, оргиевское, что уже было на “Двери! Двери!”, а что-то заимствованное: из “Черного альбома” Metallica, еще из чего… Как вы нашли этот саунд для альбома?
Сергей: Понимаешь, это первый альбом, на котором нам удалось достичь, наконец, своего собственного саунда, о котором мечтали все восемь лет, что существует группа. Это, собственно, и есть саунд Оргии Праведников, оригинальный, специфический саунд, который, если Бог даст сил, денег, времени и прочая, будет расширяться, укрупняться, становиться более подробным. Но принципиально он именно таков. И Metallica совершенно органично входит в состав нашего саунда, ведь ничего не падает с потолка. Всякий художник учится у авторитетов прошлого времени, и потом происходит следующее: все, чему он научился, что полюбил, что ему нравится, сваливает в некую аморфную кучу, и тогда мы называем это эклектикой, либо это от души сплавляется в некое новое единство, удается осуществить некий синтез. И это, безусловно, называют неким новым оригинальным стилем, так оно и происходит. Каждый последующий художник - это карлик, стоящий на плечах гигантов. И конечно, группа Metallica - это любимая группа нашего гитариста, до определенного периода, пока с ней не начали происходить определенные процессы. Ее очень любит наш барабанщик, и металликовский саунд какой-то своей частью очень органично вплелся в наш звук.
Олег: На альбоме помещены некие ключи, подталкивающие слушателя к определенному восприятию альбома. Можешь рассказать о них немного поподробней?
Сергей: Дело в том, что это первый альбом, на котором мы сделали попытку каким-то образом, помимо собственных песен и собственных текстов, намекнуть, что же всем этим безобразием мы имели в виду. Отсюда этот текст про время, в котором невозможен подвиг. Ключи служат той же цели. Естественно, мы все это по-своему, по-чукотски обозначили. Но весь смысл меморандума не в том, что там реально написано, а наоборот, направлен на то, чтобы возбудить противоположные ощущения в человеке: состояние возмущения и желание сражаться. А ключи - это то, что в концентрированном виде выражает суть состояния транслируемой песни. Альбом должен провести человека со ступенечки на ступенечку, представляя собой некое инициатическое путешествие. Некоторая туманность этих ключей иллюзорна. Там достаточно все просто. Ключ первый, песня “Офис” - “Оглянись вокруг!”. Ну что может быть проще? Ступенька первая путешествия - современность и наша жизнь, в которую мы погружены, реальность, которую мы знаем. Ступенька вторая - “Хуанхэ. Дождь над великой рекой” - “Надежда умирает последней”. Это краткое выражение того ощущения, с которым слушателю хорошо бы пройти сквозь эту песню, потому что ее последние слова: “Пускаясь до дельты за которой, быть может, мы станем с тобою одно” - это и есть последняя надежда, которая может питать человеческую личность… в надежде, что она не разрушится. А следующая песня с похожим ключом: “казнить нельзя помиловать” - знак препинания стоит в другом месте: “Надежда умирает. Умирает она последней. Все”. Цепь распалась. Дальше идет “Das Boot”, в ключах написано, что это манифест, ну так это манифест, собственно, и есть, нечего и думать. Дальше идет “Млечный Путь”, ключ ее говорит: “Укрепи раковины на одежды и посох”. Дело в том, что Млечным Путем в европейской традиции называется путь в Сантьяго-ле-Компостела к мощам святого апостола Иакова. Паломники семьсот километров шли по звездам вдоль Пиреней, ориентируясь на Млечный Путь. Это одно из трех главнейших паломничеств в средневековой Европе: в Рим, в Иерусалим и в Сантьяго-де-Компостелла. Герой, которого нет, отправляется в паломничество. Песня-хадж, песня-паломничество. И два текста ее - это как бы начало пути и конец пути. Потом “Сицилийский виноград”, ключ его: “Сим победиши”. Это известный христианский символ , явленный при осаде Константинополя нашими предками-славянами греческим его защитникам. К ним явилась Богородица и показала начертание этой анаграммы Иисуса Христа и сказала: “Сим победиши” - “Этим победишь”. Они изобразили эту анаграмму на своих щитах, и легенда повествует, что славяне развернулись и убежали. В рамках альбома: при полном крушении, к кому прибегать, если не к Богу? Самый мудреный, пожалуй, ключ - к песне “Стикс”: “Не прельщайся отражением, Луна на небе и она одна”. Очень забавная такая штука: это единственная песня, в которой я словами не смог сказать все, что собирался. И поэтому, доведя дело до третьего куплета, я махнул Алексею Николаевичу Буркову и сказал: “Лешик, давай!” И Лешик дал…Дальнейшие шесть минут музыки - это Алексей Николаевич Бурков (лидер-гитарист группы – прим. Олег) вместе с Юрием Андреевичем Руслановым (флейтист) выражали музыкой то, что словами выразить абсолютно нереально. А текст бесконечно простой, понятный, но вместе с тем очень сложный. Первый куплет: “Тайный челн в ночи бескрайней вдаль скользит по глади вод…” - тут никакой замысловатости нет, кроме, пожалуй, строчки “Звезд исполнен небосвод” - здесь аллюзия на богиню Нут: “Вол, исполненный очей”. В христианстве это тоже сохранилось. Символом богини Нут была корова, она была богиня Ночи, богиня Неба, звезды были ее глаза, все тело гигантской синей коровы было усыпано глазами. Вы знаете по Гребенщикову: “Вол, исполненный очей”, а автор этой песни процитировал Апокалипсис. “Мимо тихо проплывают домЫ”. Я специально сделал перенос ударения, чтобы придать астрологическое звучание этой строчке, потому что, как вы знаете, существуют астрологические дома, двенадцать созвездий. То есть происходит плаванье по этой звездной реке, по телу богини Нут: “домЫ, площади, мосты. Ангел милый, я все знаю, мир лишь тень от Я и Ты” - На этом куплете сохраняется дуальность. Мир возникает, когда есть Я и есть Ты, возникает Реальность из взаимоотношений. Может ты помнишь такую книжку Мартина Бубера “Я и Ты”, Человек и Бог, Одно и Другое. А в следующем куплете происходит страшная вещь - дуальность снимается. Вот это: “Ангел милый, что с тобою, отчего ты так бледна? В темных безднах за кормою вслед нам движется Луна”. А почему она бледна? Потому что она мертвая. А почему она мертва? Потому что, собственно, это и есть герой песни.. Схлопывается, нет никакого Я и Ты. И вот, образ Луны, который движется в безднах за кормой - одна Луна движется на небе, а другая Луна в темной бездне вод. Но на самом то деле никаких двух лун нет. Луна есть только одна, и она на небе. Нет никакого Я и никакого Ты. И вот этот момент схлопывания дуальности и последнее одиночество - это фактически путешествие по дну Ада. Поэтому я и сказал: “Леха, жми!”, потому что это словами не выразить. И когда вы будете слушать эту песню - катайтесь на этой лодочке. Что не пиши - все об одном. Это все “Nigredo”, это все колодец святого Патрика, через кризис к катарсису, что вообще свойственно нашей европейской культуре. И если этот кризис пройти, если не разметаться в этих бесконечных призраках, которые мы музыкой наворотили, в конце концов мы выходим к рассвету. Зерно, не умерев, не воскреснет и не даст плода. Такой нехитрый текст, и такая хитрая получилась песня. Вот на ее содержание и намекает ключ: “Не прельщайся отраженьем, Луна на небе и она одна”. Тебе может казаться, что ты есть, но на самом деле это не совсем так. А дальше “Армагеддон FM” - “Оглянись вокруг”: герой, обогащенный опытом инициатического путешествия, опять оказывается в нашей реальности, но уже видит ее несколько другими глазами. Вот такая пластиночка.
Олег: На альбоме представлено собрание новых и старых песен. Расскажи, как были написаны такие новые песни, как “Das Boot”, “Стикс”, “Армагеддон FM”?
Сергей: Они были написаны совершенно обыкновенным для рок-группы способом, кто-то приносил какую-то задумку, другой музыкант присоединял к ней свою, третий - свою, потом все это переплавлялось и обрабатывалось, и получалась вещь. Другое дело, что мы просто очень устали от упреков в наш адрес, что мы только и делаем, что перепеваем песни, которые я десять лет назад пел в акустике. И поэтому мы, завязав себя в узел, просто-напросто все новые вещи не расстреливали на концертах, не показывали, чтобы в альбом вошло несколько вещей, которые никогда и нигде не слышали. Очевидно, мы так и будем работать дальше, потому что в эпоху Интернета стоит где-то показать, и это становится известно абсолютно всем.
Олег: Интересная тенденция, ты сразу принес сочиненные песни для группы, минуя сольный отрезок их исполнения…
Сергей: Я их не принес. Например, в случае “Das Boot” я принес один маленький инструментальный фрагментик, и потом группа взяла этот фрагментик за отправную точку, стала выращивать из него скелет, каркас, который стал обрастать мясом, и потом, когда вещь уже была готова, я написал текст. Приблизительно также обстояло дело с “Временем тьмы”. Со “Стиксом” получилось немножко по-другому: я написал текст и мелодическую попевочку, а потом к ней присоединились музыка, до этого придуманная флейтистом, и циклопический инструментал, придуманный гитаристом. Ну и басист тоже, естественно, поучаствовал, какие-то фрагменты свои внес. Да, мы написали эти вещи как рок-группа, а не как некий автор, которые приносит свои произведения и говорит: “Давайте аранжировать!”.
Даже в случае, если такое у нас случается, мы не успокаиваемся, пока, как говорит наш гитарист, “каждый из участников группы не напишет эту песню заново”. Например, в случае с “Виноградом” так получилось, я принес текст и попевку куплетов. Группа развернула это в мистериальную композицию.
Олег: Но ведь “Виноград” уже как-то выходил на сингле 2000 года?
Сергей: Совершенно верно. Нас не устраивала аранжировка. Она представлялась нам скучной, однообразной, и хотелось точнее и полнее отобразить то, что будет в тексте.
Олег: Как, наверное, скажет некий скептик - “сделать ее еще тяжелее”.
Сергей: Тяжесть - очень условная вещь. Тяжесть отличается от не-тяжести характером некоторых ритмических рисунков и наличием искаженной электрогитары. Это придает некую плотность саунда, некий объем и симфонизм. А мы всегда ориентировались на плотное симфоническое звучание.
Олег: А вот это сочетание новых и старых вещей, представленных на альбоме, - возникло ли оно сразу, или были какие-либо идеи по включению других вещей?
Сергей: Мы делаем так: пишем вещь, иногда одновременно с ней другую - как правило, это бывает монументальная и более разреженная композиция. И как только этих вещей набирается на альбом, мы из них компонуем некую программу и записываем. Вернее, так - сначала пишем, а потом подбираем расположение.
Олег: То есть вещей, готовых для записи, но не попавших на альбом, не было?
Сергей: Нет. Мы медленно работающая группа, поэтому не можем позволить себе такую роскошь. Хотя нет, была одна вещь готова, но не вошла, потому что, с одной стороны, мы поняли, что она не очень-то готова, а с другой - возникли совершенно непредвиденные сложности. Это “Королевская свадьба”. Ее полная версия не смогла войти на альбом, потому что, как нам сообщил директор Рыбникова, сам Рыбников резко против того, чтобы группа эту песню хоть как-то пропагандировала. Думаю, что нам предстоят серьезные встречи и разговоры с Рыбниковым, потому что нельзя зарывать такое в землю. Если все пройдет благополучно, Бог даст, пойдет на следующий альбом.
Олег: Может, Рыбников сам не в восторге от своей вещи?
Сергей: В том-то все и дело. Если нам верно передали информацию, Рыбникову не понравилось, что сделала Оргия.
Олег: “Das Boot” воспринимается как некая стержневая песня альбома…
Сергей: … она ею и является…
Олег: … и, наверное, самой выдающейся композицией, которую создавала группа…
Сергей: … мы тоже так ее воспринимаем.
Олег: Вещь получилась грандиозной, драйвовой, величественной. Можно поподробней рассказать об этой композиции? Она не имеет отношения к знаменитому фильму 1981 года?
Сергей: Ну как не имеет? Конечно же, имеет! Я говорил о том, как появляется стиль группы, так появляется и вещь. Вещь точно также не падает с потолка. Точно также это некие впечатления, переживания сплавляются в одно целое. Я могу рассказать, как рождался “Das Boot”. Первый толчок к ее появлению был следующий. Я сидел, смотрел телевизор и по телевизору шла программа о реконструкторах, которые восстанавливали период наполеоновских войн. Из Франции ребята приехали, наши, по-моему, там тоже участвовали, и был упомянут факт, что при отступлении от Москвы - ты помнишь, что это была страшная трагедия для французских войск, их разметали, Наполеон сбежал… Так вот, гвардейский императорский полк от Москвы до самой границы, через все эти морозы шел с развернутыми знаменами. В конечном счете, он остался один, потому что оставшиеся войска были разбиты, разбежались, померзли, а они шли и шли до самой границы. Тронуло просто до слез. Основная мелодическая попевочка “Das Boot”: (напевает) “та-ра-дам-дам-дам-дам, та-ра-дам-да-да”, возникла в этот момент. Она прежде всего перекликается со “Старинной французской песней” Чайковского, то есть то, как я воспринимаю Францию рубежа восемнадцатого-девятнадцатого веков. Когда я принес эту попевку в группу и мы начали с ней работать, выяснилось, что она замкнута сама на себе, и я не могу ее дальше развить. Тут вступил в дело Алеша Бурков и предложил внести в свой музыкальный фрагмент, который, кстати говоря, внимательный слушатель может расслышать на “Розариуме” под одним из сонетов. Он там есть, правда, в “Das Boot” он настолько зааранжирован, что разглядеть его достаточно сложно. Как раз на тот участок, где: “И свидетельством истинным в духе и сыне, мы оставили повесть о том…” - и с этого момента начинается этот фрагмент. А потом возникла идея сделать коду на четыре четверти, потому что мой фрагмент шел на три четверти. А еще потом бас-гитарист сошел с ума на подводных лодках. Ему приснилось, что ритмику и пульсацию и даже определенную мелодику надо вводить в вещь соответствующую саундтреку к фильму “Das Boot”, который он как раз посмотрел и болел им. И, действительно, пульсации этого саундтрека были внесены. Бас-гитарист снабжал меня литературой, он мне дал книгу о немецких подводниках, о японских подводниках времен второй мировой войны, о живых торпедах, так называемых… Это люди, которые ложились в торпеды и уходили на атаку, держа в одной руке ветвь сакуры, а в другой - меч для харакири на случай, если промахнутся. Фантастическая книга воспоминаний человека, который четыре года прождал момента выхода на атаку, но так и не дождался, о том, как он после войны приходил в себя. И при этом бас-гитарист ходил и распевал в качестве шутки под нос фразу из анекдота: “А подводная лодка в степях Украины ведет воздушные бои”. И когда пришло время писать текст - кстати, интересный момент, одно и то же состояние можно протранслировать через совершенно разные истории, и я собирался писать текст на тему отступающего от Москвы французского полка - выяснилось, что эта подводная лодка, которую втащил непонятным образом бас-гитарист, пропитала все собой настолько, что в голову пришла мысль: сделать этот комический образ подводной лодки, что погибает в воздушном бою, трагическим, что он намного точнее отразит тот дух, который выражался музыкой. И я написал этот текст. А от французов, собственно говоря, осталось внесение детского голоса, поющего французский текст. Этот французский текст на самом деле - текст боевого марша французского Иностранного Легиона. И что интересно, французский Легион потырил музыку у эсесовцев. То есть французы взяли музыку и написали свой текст, причем у немцев он был достаточно твердолобым и прямолинейным эсесовским маршем: “Мы готовы воевать с красной чумой на севере, западе, востоке и на юге”. Такая тевтонская кондовость. Французы взяли музыку и написали на нее другой текст, намного более утонченный: “Честь и верность - вот достоинства рыцаря, мы счастливы принадлежать к тем, кто идет на смерть”. А мы взяли этот текст и написали свою музыку. Вот так все интересно получилось, такой кишмиш! И вообще мы думаем, что песня станет нашей новой визитной карточкой, вполне возможно, что эту мы стилистику будем разрабатывать и дальше, костюмы придумаем в духе подводников. Посмотрим…
Олег: Есть еще примеры на альбоме сознательного заимствования, подобного французской песне в “Das Boot”?
Сергей: Цитатность вообще у нас достаточно развита. Часто встречаются и скрытые цитаты и аллюзии. “Время тьмы” отчасти перекликается с немецкой рождественской песней “О, Святая Ночь!” и там прямая аллюзия на Гефсиманский сад, на евангельские события с цитатами: “Ваше время - власть тьмы”, “Будьте здесь и бодрствуйте со мной”. Это так, навскидку. У нас в каждой вещи можно отыскать подобные аллюзии.
Олег: На какие песни вы собираетесь снимать видеоклипы, если позволят финансы, и каким будет их сюжет? Хотя бы в мечтах…
Сергей: Тут есть такая история. Очень бы хотелось, но практически нереально снять клип на “Das Boot”. Чтобы получилась удачная работа, видеоряд по художественным и финансовым показателям должен быть, по крайней мере, не хуже вложений в саму музыку. Для того чтобы адекватно отразить видеорядом такую мощную композицию, как “Das Boot”, нужно колоссальное вложение средств, а у нас их нет. Поэтому вынужденно, для того чтобы сохранить гармонию, нам придется снимать клипы на песни не столь значительные. Например, на “Офис”. “Армагеддон FM” тоже подразумевает серьезные финансовые вложения, но на него еще как-то можно снять клип. Быть может, на первую часть “ Млечного пути”. Кстати, с ним фантастическая история получилась. Песня состоит из двух частей. “Млечный путь” - это один из первых текстов, которых я написал - “Переплетеньем сумрачных пророчеств пришло мерцанье голубиных крыл”, когда был совсем молодым, а вторая часть стала фактически одним из последних на данный момент. У нас такое бывает. Во-первых, для меня было изумлением, когда на первой части Леха ввел рамштайновский маршеобразный шагающий ритм, и я не понимал, к чему это. Вещь была сделана, но не осмыслена, у нас и такое случается. И стал вопрос о том, как называть песню. Были варианты: “SALVE”, часть первая и вторая, и так далее. Потом восстал барабанщик Саша Ветхов и сказал, что она будет называться только “Млечный путь” и никак не иначе, и что в противном случае мы можем его расстрелять. Хорошо, мы согласились назвать ее “Млечный путь”, не понимая почему, не понимая, что в ней рассказывается. Я ехал в Петербург и в дороге себе купил книгу Коэльо “Дневник мага”. Я всю жизнь знал, что существует в Европе паломничество в Сантьяго-де-Компостелла, знал, что странники на этом пути нашивают себе на одежду раковины, знал, что они приходят к мощам святого апостола Иакова, знал даже об этой гигантской лампаде, которая по храму летает взад-вперед в полторы тонны весом, но я понятия не имел о том, что это паломничество в народе называется “Млечный путь”, в связи с тем, что паломники шли преимущественно по ночам, ориентируясь по звездам Млечного пути у себя над головой. Понятно, почему маршевый рисунок - песня оказалась о паломничестве в Саньтяго-де-Компостелла, мы написали это и совершенно не подозревали об этом. Поэтому на нее можно снять клип из шагающих францисканских сандалий.
Олег: В одном из предыдущих интервью прозвучала фраза про место Оргии Праведников в российской культуре. Вы хотите стать тем же, кем стали Rammstein в Германии и Sepultura в Бразилии. А не будет ли более уместным говорить о месте в российской тяжелой музыке? Хотя, при всем желании, язык не поворачивается назвать Оргию тяжелой группой. Пусть это стилистически и трэш-метал по большей части…
Сергей: Леша вот пошутил, что мы - удивительная группа, восемь лет существовали, записывали альбомы, которые никому не нравились, тем не менее почему-то продолжали существовать. И вот, наконец, удалось записать альбом, который воспринимается легко, в этом он сопоставим с “Nigredo”. Но с “Nigredo” постарались западные звукорежиссеры, а здесь это плод нашего восьмилетнего труда, мы научились это делать. И люди, которые никогда в жизни не слушали тяжелую музыку, собственно даже не слышат, что это тяжелая музыка. Леха хочет сейчас написать статью “Симфоническая музыка средствами рок-группы”, то есть они слышат в этом симфонический оркестр, чего, собственно, мы и добивались, потому что жужжащая гитара сама по себе - инструмент очень близкий к струнной группе симфонического оркестра, виолончельно-альтовому регистру. И мы ее соответствующим образом используем. И я совершенно не согласен по поводу места исключительно в тяжелом сегменте. Тяжелый сегмент у нас в стране бесконечно вторичен, бесконечно подражателен, в нем нет ничего оригинального, люди воспроизводят стандарты, наработанные на Западе. Они не играют музыку, они играют стиль. Если ты посмотришь объявления: нужен гитарист в группу играющую хардкор, нужен барабанщик в группу, играющую традиционный хэви-металл, или прог-рок, да? Люди не музыку играют, они играют хард-рок, трэш-металл, то-се, пятое-десятое, не озабочиваясь созданием собственного стиля. А в нашем стиле помимо тяжелого саунда масса влияний, вплоть до того же Аквариума. Нам представляется, что мы несколько шире, чем просто тяжелая музыка.
Олег: Понятно. Уже упоминалось, что на этом альбоме вы, наконец, добились всего, чего хотели, и теперь собираетесь только углублять уже найденный путь. Не боитесь, что этот путь приведет к некому самоповтору?
Сергей: Я надеюсь, что мы распадемся раньше, чем дойдем до неких самоповторов, хотя стиль - такая штука, что… Наверное, у него есть некий предел. Если говорить, что стиль найден, но, по крайней мере, некоторое время на его развитие у нас существует. Наступает время поливать древо цветущей сложности, но мы надеемся, что у нас хватит чувства юмора почувствовать, что эта цветущая сложность начнет увядать, и достаточно мужества, чтобы сбросить кожу и начать играть электронную музыку или что-то в этом роде. Посмотрим.
Олег: Насколько я понимаю, “Армагеддон FM” был написан до всей этой истории с “Нашим Радио” и Ольгой Арефьевой? Какие-то мистические параллели…
Сергей: Да, песня была написана до этого, но это так называемая синхроничность. В профессиональной психологии это давно описано. Очевидно, некий процесс подспудно подходил к этой истории, что грянула в Живом Журнале, и как некий провозвестник была написана эта песня. Может быть, так. А может быть, сяк, не знаю.
Олег: Не пытались двинуть ее на радио? Традиционная оргиевская наживка?
Сергей: Вот этот вопрос надо задавать не мне, а, слава тебе Господи, у нас есть хорошая, бесконечно нас устраивающая административная секция в группе, так что это надо задавать Володе Красикову. Мы теперь можем озадачиваться только музыкой и больше ничем, а вот для продвижения коллектива есть люди, которые кладут собственные силы, время, энергию.
Олег: А что символизирует обложка альбома? У вас уже второй альбом сходные по дизайну изображения.
Сергей: Дело в том, что именно второй альбом подряд оформлением занимается замечательный художник Дмитрий Воронцов. Он же сделал дизайн нашего сайта. Собственно, его проект называется “Метакультура.ру”, это дизайнерский проект, который сделал очень большое количество ярких и интересных сайтов - желающий найдет, заглянет и все увидит сам. И Димкина стилистика просто узнается, это его авторский почерк. Для “Уходящего солнца” мы взяли Димину работу, которая называется “Солнечные часы”, она показалась нам очень удачным образом: это солнечные часы, которые висят во мраке, они сломаны и ничего не показывают. Для них нет солнца.
Олег: Перед началом записи нового альбома вы кинули клич о поиске старых инструментов, студийного оборудования, комбиков. Насколько эта идея себе оправдала?
Сергей: Она оправдала себя более чем на сто процентов. Вообще, надо сказать, что любая нормальная группа в нормальных условиях хорошей студии обладает возможностью менять инструменты, менять комбики, то есть менять характер звучания. Есть несколько упакованных студий в Москве, готовых предоставить такую услугу. Но поскольку мы писались в Питере, на только что открывшейся студии, которая еще не успела обрасти оборудованием и инструментами, необходимыми для записи, то нам пришлось кидать такой клич. У нас у самих инструменты хорошие, но для того, чтобы сделать звучание альбома разнообразным и насыщенным, наличие различных инструментов, различных комбиков, различных возможностей извлекать звук необходимо. Например, у гитар Fender и Gibson принципиально разное звучание, и когда ты пишешь дабл-трек на одной и той же гитаре и на одном и том же комбике, то звук получается скучным и однообразным, а если у тебя четыре дабл-трека и один из них записан на Гибсоне с соответствующим комбиком, а другой на Фендере шестидесятых годов с комбиком Vox, а третий - на каком-нибудь интересном и дорогом Године, то в результате общий эффект таков, что звук получается красивым, насыщенным, переливающимся - то, что мы называем фирменным звуком. И нам действительно помогли друзья. Дима, один наш приятель, предоставил в распоряжение свою коллекцию гитар. Она у него небольшая, но качественная, есть очень интересные старые “японцы”, басист раздобыл себе настоящий Фендер 60-х годов и прописал на нем пару вещей.
Олег: Если можно, еще пример такого антикварного, что вылилось в очень современное?
Сергей: Понимаешь, мы сейчас живем в эпоху тотального удешевления процесса производства. Великолепны гитары старого времени - пятидесятые, шестидесятые, самый последний срок - конец семидесятых годов. Просто потому, что их делали с чувством, с толком, расстановкой и так, как это нужно. Вот гитарист умудрился купить двенадцатиструнную шведскую гитару Hagstorm 1969 года - феноменально звучащий инструмент! А потом начинается процесс массового производства, меняется идеология, меняется отношение к покупателю этих инструментов, начинается удешевление и как бы улучшение продукта, что на самом деле приводит только к замене качественного менее качественным, и фирмы деградируют. Вот Marshall деградировал очень сильно. Он сохранил окраску маршалловского звука, но в принципе это сейчас ширпотреб. Их дешевая продукция вообще невозможна, а дорогая намного хуже, чем была в шестидесятые годы. Сейчас есть фирмы, которые на данном этапе работают честно - VHT, Bogner - но думаю, что через пятнадцать лет процесс коснется и их. Возможно, будут возникать фирмы, которые будут работать честно. Дело не в антикварности, дело в отношении к собственному труду: в шестидесятые годы фирмы Greech, Gibson, Fender работали на полную катушку, поэтому инструменты того периода ими же самими не превзойдены.
Олег: Для записи вы пригласили много местных питерских музыкантов. В чем состояла их роль на альбоме?
Сергей: Наиболее серьезным участником проекта с питерской стороны был Александр Видякин. Это удивительный человек, он в свое время основал рок-группу “Яблоко”, первый отечественный фолк-роковый проект, в нем пела Марина Капуро, это еще семидесятые годы. Я помню, что еще в те времена они выпустили квадро-диск. После “Яблока” Александр Видякин собрал арт-роковый проект “Царь-град”, в частности они сделали “Картинки с выставки” Мусоргского в начале 90-х годов.
Олег: Слышал, наш ответ ELP. (Английское арт-роковое трио Emerson, Lake & Palmer выпустило в 1972 году прогремевшую на весь мир обработку этого классического произведения - прим. Олег.)
Сергей: Да, это как раз была его работа. Он считается одним из лучших питерских клавишников, и мы его привлекли к сотрудничеству на гуманитарных началах, за смешные деньги, просто потому, что ему понравился материал. Он участвовал в работе над композициями “Стикс” и “Хуанхэ”. На альбоме, кстати говоря, в суете перепутали цифры и обозначили Видякина как человека, играющего на клавишах в “Армагеддоне”. На самом деле в “Армагеддоне” на клавишах играет Юрка, а Александр свои симфо-клавишные поливы учинил в “Стиксе”. На следующих тиражах это ошибка, естественно, будет исправлена, так что первая тысяча экземпляров будет, так сказать, коллекционная. Там есть несколько очень смешных опечаток, которые мы исправим на следующих тиражах. Кроме того, нам помогала с вокалом замечательная Екатерина Тихонова. Она тоже дочка знаменитого питерского рок-музыканта, участвует в неком вокальном проекте, который мотается по всему миру с самым разнообразным репертуаром. Может быть, мы будем привлекать ребят к сотрудничеству на наших питерских концертах для того, чтобы исполнять такие вещи, как “Rex”. Митя из группы “Танки” нам помог чуть-чуть с акустической гитаркой в одном месте. Ну и еще девятилетняя девчушка Аня Савченко, которая пропела на “Das Boot” французский текст.
Олег: Алексей Бурков выступил продюсером этого проекта. Это для него был первый подобный опыт?
Сергей: Нет. Он точно также продюсировал предыдущие альбомы, у него совершенно явный к этому талант, мы ему не мешали и не вмешивались. Он четко себе представляет, чего нужно добиваться, и, пожалуй, никто из нас не способен справиться с такого рода работой, поэтому он присутствовал на сведении от начала до конца вместе с Дессом (Вадим Сергеев, звукооператор альбома), корректировал саунд в соответствии со своим представлением, как должна звучать группа, они с Дессом даже бодались какое-то время. Ну естественно, когда без этого обходилось? Любой процесс внутри группы не обходится без актов жесткого мужеложства, обязательно кого-то ломают, как правило, автора композиции, который кричит: “Я видел это совсем по-другому!”. Ну и здесь они с Дессом разошлись во взгляде на то, как должен звучать конечный продукт, а потом благополучно пришли к общему знаменателю в результате битвы, и это оказалось выигрышным. А мы все просто приезжали на сведение, на какой-то короткий период и вносили свои коррективы в происходящее, и надо сказать, что этих корректив было по минимуму, потому что было очевидно, что все происходит так, как надо.
Олег: А какое у вас распределение ролей в группе, кто у вас штатный критик, штатный оптимист и тому подобное, рисуемое психологами?
Сергей: У нас в этом смысле замечательный коллектив. Настолько замечательный, что если б не музыка, которая нас объединяет, мы б рядом друг с другом срать не сели. (Смеется.) И это интересно еще тем, что каждый человек настолько специфичен, что есть некая сфера деятельности, в которой он - король и в которой ему, собственно, сказать никто ничего не может. Например, в том, что касается гармонии, никто не разбирается лучше басиста, в мелодии никто не разбирается лучше флейтиста, в контрапунктах и в форме произведения никто не разбирается лучше Леши Буркова, гитариста. Ритмика - святое дело, конечно же, барабанщик. А у меня некая синтезирующая должность, я ответственен за конечную гармонию происходящего и за стратегические планы группы. А Леша отвечает за ближайшие цели, то есть я смотрю сильно вдаль, не видя того, что у нас перед глазами, а он обеспечивает, чтобы мы не погибли на данном конкретном отрезке пути. Естественно, у каждого из нас есть свои соображения, мы можем высказать, например, свои идеи по ритмике барабанщику, флейтисту по мелодии, басисту по гармонии, но окончательное решение всегда за тем, чья специальность.
Олег: Наверное, это уже не к тебе вопрос, но что по поводу туров, концертов, фестивалей летом?
Сергей: Есть, конечно, есть, но другой вопрос, что из этого получится. Есть фестивали, на которых мы хотели бы выступить, но организаторы не слишком-то горят, есть фестивали, на которых хотят видеть, но не готовы платить нам хоть какие-то деньги, для того чтобы мы на них туда добрались. То есть целый ряд организационных проблем. А так, то мы бы с удовольствием поучаствовали во всех опен-эйрах, которые проходят летом на просторах Отчизны. Ну я знаю, что проводятся переговоры с фестивалем “Воздух-2007” под Петрозаводском, я знаю, что велись разговоры насчет “Крыльев”, не в курсе, насколько успешно. Мы открыты к любому сотрудничеству и поэтому через интервью можно обратиться ко всем организаторам фестивалей: пожалуйста, выходите на нас.
Олег: А как вы решаете вечную проблему воспроизведения на сцене сложных в студийном оригинале композиций? Навороченность студии и простота сцены…
Сергей: Ты знаешь, тот же Леша Бурков сказал очень правильную вещь: “Намного важнее качественнее сыграть на концерте свои конкретные партии, чем пытаться какими-то искусственными способами воспроизвести полноту палитры, какая была характерна для студии”. Ну есть способы, забить все на мини-диск и под это дело играть, но мы, посетив концерты других групп, убеждались, что такие опыты малоудачны. Это было достаточно скучно, и поэтому мы сознательно ограничиваем себя в палитре, но то, что мы играем - мы стараемся играть наиболее качественно. И оказывается, что если все это проделано, то зритель в зале не чувствует особенного ущерба, потому что это компенсируется мощным живым звучанием, мощным саундом, недостижимым в студийных условиях и все равно получается достаточно богатым. Вот зачем в студии нужны все эти извраты? Именно потому, что в записи любая музыка намного мертвее и беднее, чем в живом исполнении. И то, что на живом концерте происходит здесь и сейчас, в студии приходится компенсировать, разворачивая некую богатую палитру. Все это приближение к концертному звуку, не более того.
Олег: У вас иногда возникает желание поджэмовать, поэкспериментировать с аранжировкой или у вас раз и навсегда утвержденные партии?
Сергей: Мы, скорее, принадлежим к тем проектам, которые играют раз и навсегда утвержденные аранжировки. Легкие отклонения иногда возможны. Регулярно на концертах мы вносим джэмовые куски в “Туркестанский экспресс”, есть вещи, в которых это возможно. Есть вещи, в которых это недопустимо. Как правило, для того, чтобы возник джэмовый кусок, в характере вещи должна присутствовать медитативность. Там, где мы следуем европейским канонам с их четкими музыкальными формами, джэм недопустим.
Олег: Ну и один из последних вопросов: есть ли дальние стратегические планы на очередной альбом?
Сергей: Конечно, есть, мы уже над ним работаем. Новые песни у нас публика определяет исключительно по тексту, то есть если текст никогда не слышали, то эта песня - новая. А если текст слышали хотя бы в качестве прочтенного со сцены стихотворенья, то, как ни извращайся с музыкой, этот е**ный литературоцентризм российского восприятия служит нам очень дурную службу: говорят, что эта вещь старая, безнадежно старая. Поэтому, конечно, мы будем зажиматься и секретничать вплоть до выхода альбома. Сразу можно сказать, что, скорее всего, на альбом войдет одна-единственная композиция из тех, которые игрались когда-либо мной в акустике, все остальное будет новый материал. И композиция эта будет “Гимн” - песня, которую очень хотелось сделать. Я специально для этого слегка переработал текст.
Олег: На акустических концертах ты играл вроде бы варианта три этой композиции, и теперь еще и новая…
Сергей: Да, около того. Последняя версия, судя по всему, и войдет в альбом. Остальные вещи будут новым оригинальным материалом. Вообще, на мое счастье, нереализованных на записи композиций осталось всего-навсего три, из тех которых я стопудово хотел бы реализовать. Есть проходные песни, по поводу которых я совершенно не парюсь, но вещей первого эшелона осталось всего три. Это “Гимн” и “Эпитафии” - “Зачем ты явилась…” и “Презирай стакан порожний” - веселые нереализованные песенки, которые хотелось бы сыграть в рамках Оргии. Все остальное, слава Богу, уже есть. Конечно, есть вещи, которые хотелось бы переиграть уже с нынешним нашим внятным подходом к звуку и исполнению и так далее, потому что, например, на “Оглашенных” многие вещи я сейчас слышать не могу, мне больно, страшно и обидно, прежде всего за себя, как я хреново там пел, как отвратительно играл поперек всей аранжировки. Но, может быть, когда-нибудь мы их переиграем в рамках некого концертного альбома. Хочется переиграть “Весну”, хочется переиграть “Возвращение в Неаполь” с “Двери Двери!”, которую я, к сожалению убил беспонтовым исполнением на альбоме. Но это задача для какого-нибудь беста.
Олег: А какие-нибудь малоизвестные песни, вроде “Русского диптиха”?
Сергей: В жопу “Русский диптих”! Есть вещи, которые выходят в шлак. Они каким-то образом остаются на квартирных записях, и народ о них помнит. Вот и пусть в таком виде они и остаются, нет смысла с ними работать. И намного интересней идти вперед. Сейчас счастье работы с группой настолько меня затопило, то, что мы, наконец, подтянули все хвосты по нереализованным старым песням и теперь можно идти только вперед, и меня это совершенно окрыляет.
Олег: Не знаю, насколько тебе часто задают этот вопрос, но есть ли некие задумки по продолжению линии “Nigredo” в сольном творчестве?
Сергей: Нет. Потому что, во-первых, я считаю что альбомом “Nigredo” я открыл и закрыл русский dark-folk. Это тот самый случай, о котором ты говорил. Продолжать эту стилистику - значит заниматься самоповторением. Даже в рамках этого альбома последняя композиция, как ты помнишь, она сделана в стилистике эстрадного шлягера, а вовсе не дарк-фолк (“Ничего нет прекраснее смерти”), и я в ней уже разрушал тот мир, который создал на протяжении первых композиций. И смысла никакого не вижу. Возможно, будет unplugged Оргии Праведников, но до этого тоже надо дожить, потому что есть настолько много интересных вещей, которые нам нужно делать в электричестве, что просто специально запариваться под unplugged некогда. Это всегда какое-то подведение итогов, обозначение ступеньки. Мы пока на ту ступеньку, на которой нужно играть unplugged, не вышли. Как группе нам всего восемь лет, и это не время для выпуска всевозможных бестов, анплагдтов и так далее. Это уже обсасывание костей. (Смеется.)
Олег: Коммерческая эксплуатация поклонников…
Сергей: Не только. Если, допустим, мы найдем богатого спонсора, который тараном из зеленых котлет сможет прошибить ситуацию с ротацией на радио, то возникнет вопрос, что именно ротировать? Потому что качественно звучат вещи с последнего альбома, с предпоследнего что-то можно найти, а есть потенциальные… не буду бояться этого слова - хиты, которые, записаны нами много лет назад на том уровне исполнительского и звукозаписывающего мастерства, который нам был доступен, и который на самом деле ниже, тупо ниже современных радийных форматов и требований. Например, “Последний воин мертвой земли”. Очень хотелось бы его хлестко, по-новому переписать, чтобы звучал так, как он этого достоин. И так же “Черная луна” и что-то еще. Вот для этих целей, возможно, понадобится писать какие-то радиоверсии, а раз придется их писать, то почему бы не выпустить их в качестве бестов?
Олег: Такое впечатление, что вы радикально недовольны песнями, вошедшими на “Оглашенные изыдите” и на сингл двухтысячного года, и хотите все это переделать…
Сергей: Мы перфекционисты, конечно же. Но мы не хотим впадать в то безумие, когда люди до бесконечности улучшают и улучшают уже однажды достигнутое. Конечно, есть мечты: “Переиграть сейчас “Оглашенных”, какой был бы альбом!” Но смысла тратить силы, время, энергию на это нет, мы лучше новый альбом запишем.
Олег: Спасибо за интервью. Прощальное слово читателям?
Тут Сергей, наверное, впервые за весь разговор глубоко задумался. И потом выдал: “Знаешь, это мне очень напоминает одну из тех самых страшных фраз, что может сказать женщина мужчине: “Сделай что-нибудь”, “Скажи мне что-нибудь” и “О чем ты думаешь?” . И мужчина тут же впадает в глубинное торможение…Так что ничего не скажу”.
