Сергей Калугин и группа Оргия Праведников: песни, тексты, аккорды, табы, видео, gtp...   orgius.ru - неофициальный сайт
Новости  |  Форум  |  Гостевая книга  |  Чат  |  Обратная связь  |  Ссылки  

   Mp3
   Аккорды
   Тексты песен
   Gtp
   Видео
   Обложки
   Анекдоты
   Интервью
   Рецензии
   Отчёты
   Статьи
   Пародии
   Словарь
   Истории
   Где купить
IRC канал
Сервер: irc.ircline.ru
Порт: 6667
Канал: #orgius
Рассылка Subscribe.ru
::::::::: :::::::::
|

Пепел и Феникс (Беседа с Сергеем Калугиным о будущем)

         С лидером группы «Оргия Праведников» Сергеем Калугиным (К) беседуют заместитель главного редактора газеты «Невское Время» Виктор Николаев (Н) и редактор журнала «ИNАЧЕ» Вадим Штепа (Ш)

Ш. – Знаешь, Гребенщикова кто-то однажды назвал «барометром» ситуации в России. Потому, что многие значимые вещи он чувствует гораздо тоньше, чем всякие «политолухи». Вот тебя, собственно, тоже хотелось бы допросить на предмет таких интуиций. Как тебе атмосфера начала года, достаточно бурная? Дает ли какую-то энергию или ты отстраненно наблюдаешь?

К. – Я не знаю последних реакций Бориса Борисовича, до сих пор не слышал его новый альбом. А о себе хочу сказать... В Москве ситуация настолько тяжелая – тягостная крышка висит над этим городом – что там никакого бурления не ощущается. Никаких заметных творческих подъемов не происходит. Приходится жить и бороться в очень сложной обстановке.

Н. – А в других городах?

К. – Над Питером явно более чистое небо. И вообще, чем дальше в Россию – тем здоровее ситуация.

Н. – А где лучше всего по ощущениям?

К. – Сложно так сразу сказать, чисто географически... Но Север очень свободный... Чем севернее, тем яснее.

Ш. – Ну, наверное тебе понравится наше ЖЖ-сообщество ru_sever... А культурные события в Москве отсюда выглядят действительно по меньшей мере странно. Взять хотя бы этот очередной наезд «защитников православия» на галерею Гельмана…

К. – Ты знаешь, я ничего не слышал об этом наезде. Но я совершенно случайно оказался на этой экспозиции – это такое говно! Так что если кто на это наехал – флаг ему в руки.

Ш. – Я тоже не считаю эти приколы какими-то шедеврами. Но попы, которые борются с шутами, сами превращаются в шутов. Кроме того, это нынешнее «воинствующее православие» бывших комсомольцев производит впечатление какой-то инверсии, прямого заимствования методов «Союза воинствующих безбожников» 1930-х годов, только наоборот…

К. – Знаешь, я думаю, это только часть ситуации. А ситуация такова, что совершенно антинациональный и антинародный режим пытается прикрываться патриотическими лозунгами. Вот это-то и есть инверсия. То, о чем ты говоришь, лишь одно из проявлений этой инверсии. Но процесс идет тотальный. Поразительно, насколько многие ведутся на это. Всем ясно, что власть компрадорская, власть купленная, постоянно унижающая страну и народ... И тут эта национальная риторика, все громче с каждым днем. Я думаю, что они организуют бригады хунвейбинов или штурмовиков, которые будут защищать этот чортов режим от малейших на него посягательств. И посягательства на этого паразита будут подаваться как посягательства на национальные основы.

Н. – В связи с этой тяжелой ситуацией задам несколько глуповатый вопрос, который задают на всех пресс-конференциях: «Ваши творческие планы?» Как работается в этой непростой ситуации?

К. – Сейчас вся наша энергия направлена на то, чтобы в конце концов записать и выпустить альбом, над которым мы мучаемся уже два года. В общем-то вокруг этого все и крутится. Есть еще целый ряд идей, но я пока воздержусь о них говорить. Что касается некоего принципиально нового подхода, то мне кажется, не пришло еще время. Насчет новых текстов также – сейчас период молчания и переоценки. Пришло время менять кожу. В очередной раз. Старые инструменты сейчас не работают.

Н. – Если в Петербурге легче дышится, чем в Москве, то почему тогда господин Калугин здесь такой редкий гость?

К. – Это связано исключительно с занятостью. Мой друг, поэт Тарас Сидаш приезжал ко мне, посмотрел, как мы работаем, и сказал, что это невероятный темп жизни, что он не понимает, как так можно существовать. Я действительно к пяти часам вечера ухожу на студию и в пять утра оттуда возвращаюсь. И так происходит каждый день. Плюс к этому еще идут концерты, репетиции – в тех дырках, которые образуются. При этом еще надо как-то зарабатывать на хлеб. Поэтому я в достаточной степени не властен над собой.

Н. – Где еще, кроме Петербурга, удалось побывать в последнее время?

К. – В очередной раз я был в Петрозаводске, был в Коктебеле – кстати, стараниями Вадима Штепы. Потом в Литве, Белоруссии. Но это если брать последние полгода. А в ближайшие месяцы мы настолько плотно работаем на студии, что я особенно никуда не ездил. Разве что только в Брянске удалось побывать.

Ш. – Один ездил туда или с группой?

К. – В этот раз был сольник, а летом мы в Брянск ездили группой. Но группу в принципе намного тяжелее поднять, чем съездить самому. Поэтому сольных выступлений, конечно, больше получается. Дело в том, что до сих пор любой выезд – это работа энтузиастов. Потому что структур, которые занимаются независимой музыкой, у нас не существует. Каждый раз это чья-то персональная инициатива. И чья-то персональная ответственность, чей-то персональный риск, чьи-то персональные финансовые потери в случае неблагоприятного стечения обстоятельств. Но находятся отважные люди, которые тем не менее «подрываются».

Ш. – Имиджи «Калугина-солиста» и «Калугина-фронтмена «Оргии» все-таки существенно отличаются… В связи с оным – как у тебя пишутся песни в последнее время – сразу в расчете на группу или акустический вариант все же остается «оригиналом»?

К. – Я всегда предполагал, что любая моя вещь должна звучать в исполнении группы. Но я никогда не представляю, как именно она прозвучит. Группа у нас хорошая, и это означает, что каждый ее участник – оригинальный художник. И каким образом преломится в его голове то, что он услышит, – неизвестно. В классике есть такая формулировка: каждый из членов группы должен написать ту же песню заново. Потом мы их сводим вместе, и они начинают звучать. То есть, каждый должен переварить ситуацию и выдать свое персональное видение. И предугадать, как это будет звучать, зачастую совершенно невозможно. Очень часто мне кажется, что должна быть очень жесткая композиция, а выходит нечто утонченно-лирическое. И наоборот.

Н. – Может быть, именно с этим связана такая долгая работа над последним альбомом?

К. – Отчасти да. Но там очень много тонкостей. О которых, если начать их перечислять, будет очень долгий разговор. А в общем и целом можно попенять на то, что у нас, к сожалению, традиций играть такую музыку в стране нет. Приходится учиться самим и врубать окружающих по ходу дела. И изобретать велосипеды просто на каждом шагу. То, с чего начинают западные панки в 16 лет, здесь «открывают» в 40... Да и шоу-бизнес совершенно под это не заточен. Это печально, но это факт. И с этим связаны многие задержки.

Н. – У меня российский «шоу-бизнес» ассоциируется исключительно с попсой. Но самое удивительное, что эта халтура приносит такие сверхприбыли…

К. – Это наоборот, неудивительно! Если бы героин поступил в свободную продажу, люди бы тоже охотно его покупали. Впрочем, они готовы платить за него даже и без свободной продажи. Дорога, ведущая вниз, легка и приятна.

Н. – То есть, попса это нечто вроде наркотика?

К. – Конечно. И делается это людьми ничуть не более высокоморальными, чем обычные наркодилеры.

Н. – Иначе говоря, государственные телеканалы, государственное (в том числе) радио выступают в качестве наркодилеров, которые дают первую дозу бесплатно?

К. – Именно так. Надо понимать, что большая часть людей инертны. И все упирается в конечном счете в добрую волю государства. Если власть думает о народе, она каким-то образом – просвещением, цензурой, финансовой поддержкой – пытается поднимать общий уровень культуры. Все мы помним, как при монархии поддерживали композиторов, так, как не снилось в более поздние времена. Если же государство наоборот, заинтересовано в оболванивании населения, чтобы оно было сведено к некоему жвачному уровню, оно этим занимается даже более успешно. А людей пассионарных немного. Их всего процентов пять. Если заткнуть им глотку, воцаряется атмосфера тишины и благолепия. То, что сейчас и делается. Спите, храбрые воины.

Н. – Такое «благолепие» сразу напоминает твою «Московскую православную»...

К. – Да, конечно. Эта песня именно об этом.

Ш. – Ты по-прежнему испытываешь на себе некую информационную блокаду?

К. – Да, она становится все жестче и жестче.

Ш. – На каком радио вас крутят? – на вашем сайте я видел список радиостанций...

К. – Это список для наших слушателей – чтобы звонили туда и спрашивали… А так нас не крутят вообще ни на каком радио – «неформат». Собственно говоря, «формат» у всех у них известен. Это же люди с комсомольским прошлым. У них очень чувствительная задница. Они в свое время научились ловко вихлять ею вместе с партией. И сейчас они прекрасно этой задницей понимают, что любое подлинно культурное воздействие пробуждает людей. Поэтому они его не допускают. Не по принципу стилистики, или длины композиции, или чего-то другого. Они уничтожают саму суть того, что является искусством. В тех же случаях, когда они не могут что-то проигнорировать – как, например, Гребенщикова и других людей, которым удалось прорваться на волне разрушения империи, – они умудряются таким образом составить программу, таким образом замутить воду, таким образом до и после поставить ничего не означающие композиции, таким образом откомментировать: «Вот сейчас мы послушаем очаровательную песенку», – что начинает казаться, что эта хорошая талантливая вещь ничего собой не представляет, только бессмысленный набор слов. Это очень профессионально делается.

Н. – Если бы поступило предложение от какого-то регионального радио – из Петербурга, или меньшего по охвату аудитории города – ты поехал бы, несмотря на всю занятость, в прямой эфир?

К. – Разумеется! В Петрозаводске, например, так и было.

Ш. – Да, региональные радиостанции часто куда более независимые...

К. – Был такой эпизод. Несмотря на то, что хорошие ребята работают в регионах, но тоже отравленные этой общей политикой. И когда я первый раз туда пришел, меня умудрились-таки заболтать. Потому что я ожидал прямой атаки со стороны их системы ценностей. А вместо этого все главные темы просто зашутили, затрепали. Я не заметил опасности, и в результате эфир был абсолютно беззубым. Но зато к следующему эфиру я уже понял, в чем их фишка. И поэтому я просто не обращал внимания на то, что мне говорили, прямыми тычками провел «линию партии» (смеется). Очевидно, так и следует поступать в дальнейшем.

Ш. – Тем не менее, во все революционные эпохи искусство все-таки поднимается. Вспомни хотя бы Серебряный век. Чувствуешь ли ты сейчас хоть какие-то признаки чего-то аналогичного?

К. – Я прекрасно знаю, что сейчас вообще идет время величайшего культурного подъема. Только он идет очень скрыто. Он станет явным через несколько лет или даже десятилетий, когда схлынет вся эта накипь. Сейчас существует великолепная поэзия. Сотни имен. Поэзия, которая прошла за уровень Серебряного века и достигла уровня Золотого. Но ее не видно и не слышно. Большинство даже не знает, что она существует.

Ш. – Ну, это нормально. Настоящие творцы всегда находятся в андеграунде...

К. – Конечно. Кто, в конце концов, знал поэтов Серебряного века? Была какая-то тусовка #бнутых, которые собирались в «Бродячей собаке», но кто их знал? В то время все благополучно ходили в оперетту, слушали идиотские шансонетки, пели гнуснейшие романсы – ничуть не менее мерзкие, чем песни Пугачевой. А Серебряный век – в общем и целом это была такая маргинальная публика. Это сейчас мы восхищаемся: ах, какие были философы, ах, какие были поэты. Так и сегодня. Так что в этом смысле – все в порядке вещей. Другое дело, что тогда не было сознательной политики, направленной на деградацию. Все-таки как-то этот процесс пытались сдерживать. Но что ж делать...

Ш. – Это глобальный процесс или он происходит только в России?

К. – Это глобальный, общемировой процесс. На Западе это так называемый «мейнстрим». Несомненно, он качественно лучше нашей попсы, но его усыпляющая суть от этого не меняется. Там очень хорошо умеют перекупать хорошие коллективы, и постепенно лишать их всякого «мессиджа», живого драйва. Мне западные рок-музыканты наоборот жаловались, что в России проще ситуация, чем у них. Они говорят: «У нас не прорвешься вообще, у вас хоть как-то можно, у нас – никак!»

Ш. – Но в Европе все-таки куча маленьких клубов для разных стилей, где можно что-то играть...

К. – Маленькие клубы, где можно что-то играть, есть и у нас. Впрочем, их, конечно, уничтожают и давят. В Москве, например, уничтожили почти все рок-клубы. А в Питере закрывают «Орландину», в которой я выступал в прошлый раз. Так что и сюда докатилось эхо того процесса, который был пару лет назад в Москве – когда закрылись все рок-клубы, все до одного.

Н. – И как теперь?

К. – Возродилось несколько штук.

Ш. – То есть, система понимает, что нельзя уж так совсем...

К. – Нет, скорее, это инициатива тех людей, которые находят лакуны, некие «дырки», где систему можно подвинуть. Это всегда чья-то личная инициатива.

Н. – В 1980-е, когда появился Ленинградский рок-клуб, его курировал КГБ. Что если бы сейчас появилось нечто подобное со стороны неких силовых структур?

К. – Как ни странно, нечто подобное, может быть, и попытаются сейчас создать. Дело в том, что в связи с кара-мурзовским «новым советским проектом», власть может попытаться как-то интриговать с художниками. Но, честно говоря, мне бы не хотелось с этим замазаться. Я слишком хорошо помню, как и чем заканчиваются для многих такого рода игрушки. Тогда КГБ, как помним, играл в две руки. И когда им понадобилось развалить Советский Союз, тут-то как раз рок совершенно цинично был использован. Хотя в нем самом не было ничего антигосударственного. Исключая, может, какие-то отдельные проявления.

Ш. – Но был же дух здорового анархизма: «Батька – атаман» и другие гимны...

К. – Да, был. Но любого спросить – даже тогда – все, каждый по-своему, были за Россию, а не против России.

Ш. – Тогда с Россией ассоциировался Ельцин… Ну ладно. Как ты полагаешь, в ближайшие лет пять вы так и будете андеграундом? Или что-то изменится?

К. – Ты знаешь, с этим париться – можно руки опустить. «Делай что должно, и будь что будет». Рок-музыка по определению вещь стадионная. И до тех пор, пока этот уровень не взят, наша задача не выполнена. Поэтому если мы по-прежнему будем в андеграунде, это будет означать, что нам не удалось прошибить эту стену. Это в любом случае будет печально. Андеграунд – это не наслаждение и не позиция, во всяком случае, с нашей стороны.

Ш. – Ты предполагаешь возможность такого «Российского Майдана», на который вышли все музыканты?

К. – Я предполагаю, что в ближайшее время Россию попытаются развалить на целый ряд государств.

Ш. – Это тебя пугает?

К. – Нисколько. В конце концов, при всей моей любви и преданности к Российской империи, я понимаю, что этому воздействию транснациональных корпораций противостоять бессмысленно – они добьются своего.

Ш. – Может быть, стоит отойти от этих конспирологических наворотов – ТНК, ЦРУ, КГБ? В конце концов, нынешний гнилой обрубок – это не Российская империя и не Советский Союз, где еще было что-то самостоятельное и живое, а не только нефтяная труба. Может быть, просто нормальным, современным людям на Севере, Урале, в Сибири просто надоело, просто достало их быть под властью Москвы – с ее олигархами, чиновниками, телевизором, попсой…

К. – Знаешь, я тоже как-то пришел к выводу, что жить в молодом и смотрящем в будущее государстве интереснее, чем в разлагающейся империи. Поэтому, если суждено уж этому грохнуться, может, это как-то разрядит атмосферу. И кто знает, к каким последствиям это приведет... Действительно ведь, зерно, не умерев, не принесет плода. А империя явно умирает и своим трупным ядом она отравляет все вокруг. Быть может, восстание против нового мирового порядка произойдет именно благодаря действиям этого самого нового мирового порядка. Очень не исключено.

Н. – Честно говоря, другие империи тоже по-своему доживают. И США, и ЕС, который еще только формируется, но уже несет в себе многие приметы позднего СССР...

Ш. – Нормально-нормально. Это сейчас кажется, что это что-то фантастическое.

Н. – Во всяком случае, Буковский предсказывает все это дело...

К. – Да, Буковский умница, конечно. Другое дело – они это делают для своих целей, но Бог все равно хитрее.

Н. – Может быть, основы нового общества уже создаются теми самыми поэтами наступающего Золотого века?

К. – Попробуем противопоставить новому мировому порядку новый старый порядок?.. Не знаю, ребята. Это очень сложные вопросы, и я не уполномочен на них отвечать.

Н. – «Не уполномочен» – интересная фраза. А кто мог бы уполномочить?

К. – Квалификация. Я же не политолог.

Н. – А может, наоборот, будущее должны делать и предсказывать именно «неполитологи» и не профессиональные политики? Потому что эти «специалисты» вон куда завели ситуацию...

К. – Для меня очевидны три вещи. А: раскол России инспирируется. B: скорее всего, он удастся. И C: возможно, это не так плохо, как кажется эмоционально мыслящим людям. Возможно, через это произойдет некое возрождение. Этого тигра, быть может, удастся оседлать именно так.

Н. – На сайте группы, там, где лежит текст «Последнего воина», изображена птица Феникс, которая возрождается из пепла. По-моему, это и есть тот образ...

К. – Мы это, конечно же, и подразумевали.

Ш. – Да и песню «Пепел» на трибьюте БГ выбрали, наверное, неслучайно?

К.Многозначительно улыбается…

Санкт-Петербург, клуб «Старый дом», 19 февраля 2005
Источник: http://www.inache.net/

<< К списку интервью /\  Наверх  /\ Обсудить на форуме >>
  Copyright © 2004-2008.
  All rights reserved.
Rambler's Top