Сергей Калугин - поэт-мыслитель, философ. Да простится мне такая метафора, но если бы Баратынский, Тютчев, Волошин были рок-музыкантами, то их творчество было бы сродни поэзии Сергея Калугина. Причем слово "философ" не означает того, что поэзия Калугина спекулятивно-рационалистична. Это не так. Речь идет о том, что философская мысль занимает не последнее место в творчестве этого поэта. О нем хочется сказать так, как сказал Пушкин о Баратынском: "Он у нас оригинален, ибо мыслит. Он был бы оригинален и везде, ибо мыслит по-своему, правильно и независимо, между тем как чувствует сильно и глубоко."
В CD "Nigredo" Калугин читает четыре сонета (это фрагменты из Венка сонетов), между чтением которых располагаются пять песен. Лирический герой Калугина находится в состоянии, названном Тютчевым "все во мне, и я во всем".
Я проницаю горы и лощины,
Я различаю сущности стихий...
Перед нами проходят завораживающие картины Космоса, а порою и Хаоса человеческого сознания, переплетенные с миром вне его.
Поэзия Калугина связана с мифологическим сознанием, а значит, с древнейшей ролью поэта: поэта-жреца, поэта-шамана н поэта-пророка.
Притча "о брате, зарезавшем брата за рыбу, чья пища - глаза" - тому подтверждение. Вспомним также одно из назначений человека: "Господь Бог образовал на земле всех животных полевых и всех птиц небесных, и привел к человеку, чтобы видеть, как он назовет их, и чтобы, как наречет человек всякую душу живую, так и было имя ей." (Бытие; 2. 19)
Давать имена миру вокруг и миру своего сознания - вот дело поэта-мыслителя, потому что назвать явление - значит осмыслить его. А сотворенный и творимый ныне мир нуждается в Имени. Хотя сам поэт в одном из сонетов говорит:
Я плыл по рекам, но не дал названья
Ни берегу, ни камню средь стремнин...
Однако последующие стихи и песни дают имена безднам н вершинам человеческого сознания, определяют место человека в структуре мироздания:
Ты - есть Он, только Он - изреченный.
Бог изречен в Своем Священном Писании, в Своем действии в этом мире. Он Сам - Слово. Бог-Логос. А мы томимся в немотствии. ("Мысль изреченная есть ложь...")
Все творчество Калугина - неистовый прорыв к Изречению, воплощению нашего опыта в Слове. Это - КРИК Богу, весть от нас - Ему. Прорыв к НЕБУ через Смерть.
Ничего нет прекраснее Смерти!
Смерть - это Свобода. А значит, человек неизбежно стремится к Смерти. Только через нее можно обрести целостность и совершенство.
Калугин, как Вергилий Данте, проводит нас по безднам и вершинам человеческого сознания. Ощущение Бездны ("Вам же нравится пропасть...), состояние полета "...на хвосте перетертого троса (нерва), на осколках взорвавшейся жизни..." очень близко героям Достоевского, равно как и то состояние, когда "нечего больше терять, кроме мертвого чувства предельной вины".
Па правах версии предположу, что строчка "...в честь одной безвозвратно погибшей, хоть юной, особы..." перекликаются со словами Вальсингама из "Пира по время чумы" Пушкина
"... и ласками, прости меня. Господь,
Погибшего, но милого созданья".
А фраза "Мир припал на брюхо, как волк в кустах" с есенинским стихотворением
"Мир таинственный, мир мой древний,
Ты, как ветер, затих и присел",
в котором уходящий, гибнущий мир сравнивается с волком
"...Зверь припал... и из пасмурных недр
Кто-то спустит сейчас курки...".
Безусловно, эти ассоциативные параллели интуитивны и непреднамеренны.
Итак, через дионисийство, вакхический пульс в крови, мертвое чувство предельной вины Калугин проводит нас к сияющим рекам беспредельной и страшной свободы:
Плачь! Мы уходим навеки, так плачь!
Сквозь миры, что распались, как клети.
Эти реки сияния... Плачь!
Ничего нет прекраснее смерти!
И, действительно, хочется плакать, плакать не только слезами очищения и освобождения, но и благодарности Богу за то, что рядом с нами есть поэт Сергей Калугин.
Особенно важным было непосредственное общение зрителей-слушателей с С.Калугиным. Фрагменты этой беседы:
Зритель: Вопрос по поводу песни "Ночь защиты". То, что я поняла в этой песне, это - отпадение от Светлого Пути, который начат и оборван. Герой находится в "упоительном" состоянии Падения, но в то же время обращается к любимой женщине с мольбой о спасении. Женщина возвращает на этот Путь? Или заменяет его? Вообще, какова роль Женщины?
С. Калугин: Что касается конкретно этой песни... Там главный герой попал в такую cepьезную передрягу, когда у него не осталось никаких внутренних мотивов для того, чтобы продолжать существование. Это ситуация, когда человек абсолютно исчерпал собственную энергию (как paз момент отпадения от Пути: когда источники поступления энергии извне пресечены). Тогда, естественно, наступает гибель. Единственный вариант вывернуться из этой ситуации - это заимствовать энергию другого человека. В смысле такой "батарейки" Женщина - вещь исключительная.
З.: Но она, в принципе, не заменяет...
С. К.: Нет, заменить она ничего не может, потому что каждый человек, будь то мужчина или женщина, в конечном счете, все равно мужчина. И свой путь тебе не заменит ничто. Более того, cтрашной ошибкой является перенесение акцента на другого человека. То есть другой человек категорически необходим, чтобы не самозамкнуться (а замкнутость есть Ад). То есть он действительно Лик Божий, и когда христиане говорят: "Если хочешь увидеть Бога, посмотри на другого", так оно и есть.
Но упаси Бог поставить на другого человека как на центр бытия. Этого нельзя делать ни в коем случае - это тоже гибель. Поэтому именно временная взаимопомощь возможна, необходима между людьми. Но такая вещь, как влюбленность, как Ромео и Джульетта, это очень серьезная ошибка, ребята. Это беда... Это момент проекции на другого человека того, что принадлежит не человеку, но Богy. И не чем иным, как глубокой задницей, это кончится не может.
А Любовь - это совсем другое. Это то, что взращивается в течение многих лет. Это то, к чему следует приходить, пусть даже в конце пути.
З.: Когда-то я поспорила с одним человеком по поводу песни "Радость моя". Лично я в ней вижу упоение и надежду, хотя в песне есть слова "Ничего нет прекраснее смерти". А этот человек сказал: "Это не надежда, а декаданс последний..."
С.К.: Угу... "Давай башку себе отрежем", да?
З.: Да... А лично я вижу в ней огромный заряд жизненной энергии.
С.К.: Я издалека на этот вопрос отвечу. Тут произошли действительно шокирующие вещи. Некий вюноша из Питера отстрелил себе башню в связи с этой песней.
З.: Которому она посвящена, да?
С.К.: Нет, посвящена она хорошему очень человеку, он жив, слава Богy, и женат на дочери Роберта Рождественского, чего и всем желаю. (Смех в зале.) А это был человек такого фашистского толка. Он умудрился в 21 год пройти через 3-4 войны. То есть, и в Сербии он был, и в Абхазии он был... Где только он не был... В общем, человек искал смерти, и в конечном счете, таким образом нашел. И мне было, конечно, очень тяжело об этом узнать. Но когда я выпускал эту песню, я соображал, что я делаю. Это песня сильных энергий. А сильные энергии, будучи неадекватно восприняты, могут проводить такой эффект. Ну что тут делать... Люди умудряются начать стрелять друг и друга даже "Beatles" наслушавшись, были такие случаи...
Что же касается песни "Радость моя", все зависит от того, кто тот человек, который ее слушает. Потому что (раскрою "великую тайну") я - христианин. Для меня, собственно, эта песня - некий христианский апофеоз, христианин влюблен в смерть, для него смерть - самое великое, что существует в этой жизни, она не отрицает жизнь, она ее разрешает... Разрешает в позитивном, великом смысле. Так что для меня песня "Радость моя" - это жизнь на 100%, это больше, чем жизнь...
Материал подготовил Кузнецов А.А., газета "Квадрат" N2 (9) 1997 г.
|
|
|
