Я написал книжку. О сочинителях песен, что не укладываются в гребенку традиционных "форматов", под которые расчесывает звуковое пространство вещание FM-станций.
Книжка сверстана и готова к выходу: 380 страниц, одна красивше другой. Называется мудрено: "Произвольная космонавтика" (делали мы с приятелем такой фестиваль в Москве – аж в Литературном институте им. Горького – и выступали там многие из героев книжки). Остался пустячок: найти 2,5 тысячи долларов на издание (где вы, спонсоры, ау?!). Ну да найду – куда я денусь…
Так случилось, что один из хэдлайнеров ожидаемого в следующую субботу на "Локомотиве" рок-фестиваля "Лавина", лидер столичной группы "Оргия праведников" Сергей Калугин, "по совместительству" еще и один из героев моей книжки (всего их 12). Он как раз из тех, чье творчество не укладывается ни в какие "форматы". Мне кажется, это отличный повод, чтобы представить на суд читателей сокращенный вариант вошедшей в книгу статьи и маленький кусочек интервью оттуда же, где Сергей высказывается о своих поисках нового звучания.
Когда Сергей поёт, в его облике проявляется нечто демоническое: искажённые мукой правильные черты лица, тяжёлый взгляд устремлённых вдаль широко раскрытых глаз, эффектные рубленые жесты... Словно и не человек с гитарой перед тобой, а маленькая скала.
Однако внешняя цельность – следствие внутренней, иначе не объяснить, что и в творчестве Калугин не знает полутонов. Как правило, он с начала и до конца любой песни следует заранее выбранному жанровому контексту, демонстрируя виртуозное владение гитарой и различными видами поэтической версификации. Задавшись целью "классифицировать" его творчество, поневоле теряешься, сталкиваясь с таким обилием музыкальных стилизаций: фламенко, средневековая готика, арт-рок, блюз, рок-н-ролл, азиатские мелодии… То же касается и текстов. Чего стоит один только "Рассказ Короля-Ондатры о рыбной ловле в пятницу", уносящий слушателей в мрачный "вторичный мир" придуманного автором эпоса, способный вызвать зависть у многих творцов литературного фэнтези: Я видел небо в стальных переливах / И камни на илистом дне, / И стрелы уклеек, чья плоть тороплива, / Сверкали в прибрежной волне.
И так далее, на восемь с лишним минут, про то, как давший поспешную клятву Король-Ондатра вынужден убить своего брата, Повелителя Птиц, чтобы использовать его глаз как наживку для ловли священной рыбы: Я вышел на скалы, согнувшись, горбатый, / И крик мой потряс небеса – / То брат выкликал на заклание брата, / Чтоб вырвать у брата глаза. Эта нацеленность на "попадание в жанр" и позволяет Сергею примирить внутри себя шокирующие невзыскательного слушателя эмоциональные крайности, когда он, минуту назад бывший демиургом мира Короля-Ондатры или погруженный в выспренний пафос готических баллад, нисходит к душному пространству бытовых раскладов и семейных склок в издевательской песенке "Это жизнь": Моя любовь сидит на кухне в фиолетовых клубах, / Я раздолбал её надежды молодые в пух и прах. / Она хотела к Авалону белым лебедем лететь, / А ей над грязной сковородкою приходится корпеть…
Рассуждения о традиционализме, которыми полны его интервью, возникли не на пустом месте. Теория подтверждается практикой, всё новыми и новыми песнями. Пока их около сорока. Неожиданно мало для человека, выступающего со сцены уже с десяток лет, но отсутствие "скорострельности" объяснимо: каждый раз вживание в контекст требует времени, чтобы тщательно "прицелиться" и выстрелить наверняка.
Концерты Сергей выстраивает не менее тщательно, чем песни. Не идёт на поводу у публики, не даёт расслабиться ни ей, ни себе. Разбавь он идущие чередой длинные пафосные баллады "Московской православной", "Колыбельной для тусовщика" или замечательными своими пародиями, – и заведомо обречён на удачу в любой аудитории. Но вместо этого сменяют друг друга "Ночь Защиты", "Луна над Кармелем", "Радость моя", "Танец Черной Луны", "Монастырь Chian-Chiou" и другие песни, где мистика погоняет эзотерикой, и от слушателя требуется постоянное напряжение, чтобы понять, о чём вообще идёт речь.
Наверное, зря называют публику дурой, если при таком подходе Сергей имеет настолько прочный успех, что никакие хард-роковые безумства последнего времени не могут его всерьёз поколебать. Залы полны, и не в самых маленьких клубах, хотя знаком он, конечно, в основном, московской "богеме" и мало кому известен за пределами столицы. Причиной тому не только броская элитарность творчества, но и невидимый "железный занавес" на границе МКАД, за который мало что просачивается, кроме откровенной попсы.
На гастроли Сергей выезжает редко, и основной путь к слушателю за пределами Москвы – диски. Дебютный CD "Nigredo" вышел в Бельгии, и сводил его звукорежиссер, работавший с Патрицией Каас и Демисом Руссосом, а играли музыканты "Ковчега" и "Лиги Блюза". Недавно вышел CD "Оглашенные, изыдите!", записанный с "электрическим" проектом "Оргия Праведников". Промежуток между ними заполнен экспериментальным диском "Несло" – запись с концерта, где Сергей, повредив накануне руку, вообще ничего не сыграл, зато представил публике свой недюжинный талант рассказчика. Такие заносы из огня да в полымя говорят о том, что и в будущем можно ждать от Калугина любых неожиданностей. Пообещал же он себе в песне "Ступени": Оборонённый святостью Даров, / Мой дух разрушит плотское заклятье – / Я выйду к тайне сопряженья слов, / Ложащихся к подножию Распятья...
– Ты всё больше отгораживаешься от акустики, твои поклонники разделились на тех, кто принимает твои поиски нового звучания и тех, кто считает их заблуждением. – Сам я вместе с теми, кто считает, что "Оргия Праведников" гораздо круче того, что было раньше. Дело в том, что произошла некая аберрация. Лёша-гитарист придумал определение тому стилю, который я играю один в акустике: бард-н-хэви. В силу специфики акустического звучания большое количество людей, привыкших к совсем другой музыке, стали трактовать меня как человека их лагеря, которым я никогда не являлся. Хотя с акустической гитарой я выступал только потому, что не мог найти музыкантов, с которыми моё творчество было бы адекватно отражено. Я понимаю сегодняшние претензии: когда вещь звучит в акустике – это голый скелет, не обросший мясом. Группа же предлагает свою трактовку и получается, что, в отличие от акустики, когда у каждого в голове слышится своё, она получается одна-единственная. Кто-то сочтёт это огрублением. Я же, напротив, считаю, что это – утончение. Мы даём душе плоть. И пусть она в некотором роде душу ограничивает, я думаю, в конечном счёте, всё устаканится. Проблема в том, что люди очень инертны и консервативны, поэтому с трудом воспринимают всякое новое движение.
Анатолий Обыдёнкин, Новая газета № 37 Р (1094) за 19 сентября 2005 г.
Источник:
